10 лет назад. Тортоса
- Агнесса, Агнесса! Вот ведь бестолочь, - сестра Годфрида рассержено обвела взглядом широкую галерею. Отец Раймунд велел отыскать ее без промедления, пожилая монахиня обошла уже всю больницу, а этой девчонки нигде нет. Куда она могла запропаститься?
Тяжело отдуваясь, Агнесса медленно поднималась по каменной лестнице, согнувшись под тяжестью корзины с только что выстиранным бельем.
- Стой, моя помогать! – вдруг услышала она за спиной и, обернувшись, увидела невысокого черноволосого человека в запыленной темной рясе. Он спешил к ней, широко улыбаясь, но вдруг неловко наступил на больную ногу, и его лицо перекосила гримаса боли. Опустив корзину на пол, она снисходительно усмехнулась – ну и помощник, сам еле ходит!
- Ты сегодня такой веселый, Ипатий, – сказала Агнесса, довольная возможностью передохнуть и поболтать, пока никто их не видит.
Хотя она не знала ни слова по-гречески, а Ипатию трудно давался язык франков, они прекрасно ладили.
Лицо Ипатия вновь озарила счастливая улыбка:
- Мой уходить… Уезжать… Море… - и он махнул рукой на запад, туда, где шумела пристань.
- Ты уезжаешь? – недоверчиво переспросила Агнесса.
Заметив ее удивление, Иппатий что-то горячо залопотал и в подтверждение своих слов быстро перекрестился несколько раз справа-налево, как было положено христианину восточного православного обряда.
Может быть, маленький хромой грек и не мог толком объясниться, зато в лекарском искусстве равных ему не было, недаром врачеванию он учился в византийской Охриде. Отец Ипатия был весьма состоятельным торговцем из Тивериады, но когда Саладин, будь он трижды проклят, взял город после разгрома христиан при Хаттине, его семья потеряла все, а сам он оказался в рабстве. Сарацины быстро оценили его врачебные умения, и он мог бы жить припеваючи, если бы принял ислам. Но тут Ипатий оказался тверд, как кремень, и никакие посулы не смогли заставить его погубить свою душу, предав веру отцов.
В конце концов, ему удалось бежать, получив на память искалеченную ногу и попав, как говорят греки, из одной печи в другую – после падения Иерусалима франки не очень-то доверяли восточным христианам, и Ипатий оказался у госпитальеров почти на положении раба. Что-то не верилось Агнессе, что отец инфермемарий просто так его отпустит, и она опять недоверчиво покачала головой.
- Вот ты где прохлаждаешься, бездельница!
Агнесса охнула и схватила свою корзину. Матерь Божья, защити! От сестры Годфриды снисхождения ждать не приходилось. Но на этот раз пронесло:
- Брось ты эти тряпки, тебя отец Раймунд ждет, поторапливайся!
Еще не легче! В чем таком она провинилась, что ее требует к себе сам отец инфермемарий?! Она торопливо шла за сестрой Годфридой. Святая Агнесса, не оставь!
Ни жива, ни мертва, Агнесса подошла под благословение и замерла, не смея даже дышать.
- Дитя мое, прошло уже полтора года с тех пор, как отец де Лиль, да упокоит Господь его душу, поручил тебя моим заботам, - голос отца Раймунда звучал негромко и размеренно, и Агнесса немного успокоилась, - я хочу знать, не переменила ли ты своего благочестивого намерения?
- Отец мой, намерение остается неизменным – я хочу принять постриг и посвятить жизнь служению Господу нашему, Иисусу Христу.
- И ты готова продолжать нести послушание в больнице Ордена?
Агнесса опасливо покосилась на стоящую рядом Годфриду. Наверняка наябедничала, ведь ее послушать, так у Агнессы руки-крюки, а она, видит Бог, старается изо всех сил!
- Я готова нести любое послушание, кое Вам будет угодно на меня наложить, отец мой.
Отец инфермемарий удовлетворенно качнул головой:
- Смирение и покорность воле Божией украшают юную деву лучше злата и яхонтов. Это ведь ты ухаживала за мессиром де Вильнев?
Сердце у Агнессы ушло в пятки. Когда три месяца назад этого знатного рыцаря привезли из Маргата скорее мертвого, чем живого, даже Ипатий с сомнением покачал головой. Все это время она не отходила от него ни на шаг, аккуратно исполняла указания лекарей и не переставая молила святых угодников о даровании исцеления. И больной пошел на поправку, а два дня назад покинул госпитальерскую обитель. Чем же она ему не угодила?
- Так это ты ухаживала за мессиром де Вильнев?
Перепуганная Агнесса только кивнула.
- Нам, грешным, надлежит смиренно принимать то, что ниспослано свыше, - голос отца Раймунда потеплел, - Господь уготовил тебе иную стезю!
Агнесса услышала за спиной чьи-то шаги, украдкой оглянулась и у нее перехватило дыхание – в покои отца инфермемария входил крепкий седовласый человек. Гордый профиль, властный взгляд больших серых глаз, уверенные движения – все выдавало в нем знатного сеньора. За господином следовали несколько слуг, двое из которых тащили небольшой, но, видимо, очень тяжелый сундучок, окованный железом.
- Благословите, святой отец! – вошедший склонил голову.
- Господь благословит, мессир барон! – отец Раймунд довольно кашлянул и деловито продолжил, - Вы отбываете сегодня?
- Завтра после полудня, - ответил барон де Вильнев и бросил через плечо:
- Бюсси!
Стоящий у него за спиной смуглый черноволосый человек махнул рукой, и тяжелый сундучок поставили у ног отца Раймунда, после чего тот кашлянул с еще более довольным видом.
- Наш договор остается в силе? – спросил мессир де Вильнев.
- Безусловно, безусловно… Вы можете забрать этого грека, когда вам заблагорассудится.
«Так вот куда уезжает Ипатий», - догадалась Агнесса и испугалась еще больше: о чем бы там они между собой не договорились, при чем здесь она?
Отец Раймунд повернулся к испуганной послушнице:
- Дитя мое, я уже говорил, что Господь уготовил тебе иную стезю… Сегодня ты покинешь нас, чтобы стать женой благородного мессира де Вильнев!
Потрясенная Агнесса растерянно оглянулась вокруг. Её судьбу уже решили, даже её не спросив…
Смирение и покорность воле Божией - что ей еще остается!
Ноттингем
Одинокую фигуру Гиллена, маячившую у дома, было видно издалека. Увидев подъезжающую повозку, он кинулся открывать ворота. Двор казался вымершим. Впрочем, Агнесса и Гедда приняли все меры предосторожности, чтобы раненого нельзя было узнать – на голову ему надели платок служанки и до самого лица закутали во все оказавшиеся под рукой тряпки. Повозку остановили у самых дверей, и Ник с Гилленом осторожно перенесли Назира в дом, в большую комнату, которую Агнесса пышно именовала «малым залом». Следом проскользнула Гедда, а за ней и сама госпожа. Едва солдаты вышли, дверь за ними тут же закрылась на засов.
- Ворота на запор, - раздался звучный голос Бюсси,- никому ни шагу со двора! И никого не впускать, если кто-то благородный явится - звать меня, остальных гнать в шею. Оторву голову любому, кто ослушается!
Агнесса со служанкой хлопотали над лежащим без сознания Назиром. Тряская дорога ухудшила его состояние, рана закровоточила, и на льняном полотне проступили яркие алые пятна. Рядом с ложем раненого стояли козлы с уложенными сверху досками, которые застелили чистым холстом. На них Ипатий уже разложил железные ножи причудливой формы, глиняные плошки со снадобьями, тут же стояла маленькая жаровня, на которой кипел горшок с водой.
Осторожно сняв с больного грязную повязку, Агнесса принялась оттирать кровь полотняным платком, смоченным в смешанном с уксусом вине. Раненый глухо застонал. Ипатий осмотрел рану и тихонько забормотал себе под нос слова молитвы.
- Βασιλεύ Ουράνιε, Παράκλητε,
το Πνεύμα της αληθείας,
ο πανταχού παρών και τα πάντα πληρών *- доносилось до Агнессы.
Не прерывая молитвы, он намочил в одной из плошек губку и протянул ее баронессе. Она наклонилась к раненому и прижала губку к его носу и губам. Назир замотал головой, но Агнесса не убирала руки, и вот голова сарацина безвольно повисла - дурманящее снадобье, приготовленное из семян белены, мака и сока мандрагоры, подействовало.
- και καθάρισον ημάς από πάσης κηλίδος
και σώσον, Αγαθέ τας ψυχάς ημών,*-продолжал Ипатий,- Αμήν!*
- Аминь,- откликнулись Агнесса и Гедда.
Лекарь ловко подцепил железным крюком из кипящего горшка полотняный сверток, от которого валил пар, выложил его на козлы и развернул. В нем оказались несколько кривых игл, узкий нож и что-то похожее на спутанные нитки. Ипатий подошел к Назиру, поднял ему веко, заглянув в глаза, и удовлетворенно кивнув, наклонился над больным. Сейчас ему лучше не мешать, вот когда он зашьет рану, наступит черед Агнессы наложить повязку. Она задумчиво посмотрела на грека. Кто знает, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы не встреча с бароном де Вильнев … Впрочем, люди везде хворают одинаково. Ипатий ловко сшивал края раны нитками, сделанными им из бараньих кишок. Потом кивком подозвал Агнессу, и она начала осторожно бинтовать рану чистым холстом.
- Этот еще поживет, насмотрелся я на таких. Κύριε Ιησού Χριστέ**, его счастье, что к нам попал. Пить пока не давать, только губы мочить,- распорядился Ипатий,- будет плохо, меня будить. Я спать.
И он поплелся к широкой лавке, стоящей у стены.
Теперь дом де Вильнев напоминал крепость, готовую к осаде. Все двери на запоре, никто из слуг и носа не кажет на улицу, если приходили поставщики, то управляющий Хейворд рассчитывался с ними у ворот, под пристальным взглядом вооруженного солдата. На все вопросы был один ответ: «Проходи, не болтай!» Когда же появился посланец из замка, к нему вышел милорд Бюсси и вежливо пояснил, что тяжко захворала любимая служанка госпожи. Дабы не пустить заразу дальше, никого не принимают. Нет-нет, сама госпожа баронесса здорова, не стоит беспокоиться.
Но даже если бы кто-то из слуг и вышел за ворота, то мало что мог бы рассказать. В покои, где лежала больная, входили только Ипатий, госпожа и иногда Бюсси. Саму Гедду никто не видел, чем таким она больна, никто толком не знал. Шорник Джефри, которому от Гедды не раз доставалось за нерадивость, было заметил: «Сдохнет старая щука**, туда и дорога!», но тут же получил такую оплеуху от Ника, что больше охотников болтать на эту тему среди дворни не находилось.
На третий день этой странной болезни, к больной постучался Бюсси и попросил госпожу скорее выйти.
- Плохие новости, миледи. Один из слуг, тот, по прозвищу Сликер, только что сбежал.
- Куда же он пошел, как вы думаете, мессир Ангерран?- Агнесса была скорее удивлена, чем встревожена, она всегда доверяла своим людям. Но тут вспомнила странный взгляд, которым Сэм обменялся с разбойником в лесу. Пожалуй, Бюсси прав, и есть повод для беспокойства.
Бюсси же был встревожен не на шутку:
- Этот чертов Сликер у нас недавно, он здешний. Поговаривали, что у него есть в городе девчонка, и я молю Бога, чтобы он просто соскучился по своей подружке. Хуже, если он связан с этими бандитами. Что-то мне не понравилось, как он перемигивался с ними в лесу, - мессир Ангерран раздраженно откинул со лба прядь смоляных, но уже изрядно прошитых сединой волос, - Еще хуже, если он отправится в замок - награду за любого из шервудских разбойников недавно удвоили, а он прекрасно знает, кого Вы прячете. Я отправлю на его поиски своих людей.
Баронесса кивнула - что ж, выбора нет, нужно поскорее узнать, что задумал этот пройдоха. Сэма нашли быстро - двое солдат Бюсси заметили его в Гончарном переулке около базара и схватили в неприметном тупичке недалеко от дома баронессы. Когда Агнесса спустилась в помещение кордегардии, Бюсси уже начал допрос, и Сэм вытирал кровь с разбитого лица. В дверях стоял на страже побледневший Ник.
- Куда ты шлялся, говори, саксонская свинья!- гремел Бюсси, сопровождая вопрос увесистым пинком. Сжавшийся на грязном полу Сэм молчал.
- Говори сам, или я найду способ развязать тебе язык, собака! И тогда ты пожалеешь, что не сдох раньше!
- Я ничего плохого не хотел..- пробормотал Сликер,- надоело взаперти сидеть..
- Я спрашиваю, где ты был, тварь,- вновь заорал Бюсси и закатил ему подряд несколько крепких затрещин. Из разбитого носа Сэма хлестала кровь, один глаз совсем заплыл, но неожиданно слуга растянул в кривой ухмылке окровавленные губы:
- Где был, так это мое дело. Ничего я тебе не скажу.
В ответ Бюсси так ударил его под дых, что Сэм замертво растянулся на полу.
- Он и вправду ничего не скажет, - с раздражением сказал Бюсси,- эти чертовы саксы упрямы, как ослы. Пожалуй, лучше сразу повесить его, чтобы другим неповадно было.
Сэм застонал и попытался встать.
- Я сам повешу тебя, слышишь, ты, падаль?- мессир Ангерран сгреб слугу за порванный ворот грязной рубахи,- повешу, если не скажешь мне все!
- Воля ваша,- прохрипел в ответ Сэм.
Бюсси в бешенстве отшвырнул его на пол. Агнесса осторожно подошла к лежащему без движения Сэму.
-Скажи мне, пройдоха,- тихо спросила она,- сколько Гисборн заплатил тебе?
Слуга повернул к ней окровавленное лицо.
- Бог мне свидетель, госпожа,- с трудом шевеля разбитыми губами, заговорил он,- я вас не предавал. Гисборн тут не при делах. А где я был – мое дело, скажу только, что вам от того никакого вреда не будет.
- Ты с этими разбойниками связался, так?- тут же вмешался Бюсси,- и говоришь, что не предавал?
Сэм медленно повернулся к нему:
- Где тебе понять, норманн… я родом-то из Локсли!
Бюсси и Агнесса переглянулись.
- У Робин Гуда здесь есть свой человек и ты ходил к нему? – спросила баронесса.
Сэм молчал.
- Хорошо, это не мое дело, - продолжала Агнесса,- но скажи, тебя никто не видел?
Слуга с сомнением покачал головой:
- Вроде Гисборн заметил на базаре, только я быстро смылся!
- Ч-черт!- прошипел Бюсси,- если он что-то заподозрит…
- Это Гай-лесничий-то? - с презрением отозвался Сэм,- ничего он не заподозрит, он больше миледи высматривал…
За это содержательное замечание Сэм тут же получил от Бюсси еще одну зуботычину.
- Хватит, мессир Ангерран!- остановила его Агнесса - на нем и так живого места нет!
- Что будем с ним делать?- Бюсси кивнул на сжавшегося на полу слугу.
- Посадите пока под замок, я пришлю к нему Ипатия, а потом решим, - Агнесса и правда не знала, что теперь делать. Держать в доме сообщника Робин Гуда - это уж слишком! Но и отпустить нельзя - пусть пока посидит.
Этим вечером Назир, наконец, пришел в себя. Жар стал спадать еще утром, и Ипатий удовлетворенно хмыкнул, когда во время перевязки осматривал рану. Уже отзвонили к вечерней, и Агнесса поправляла на раненом покрывало, как почувствовала на себе его пристальный взгляд. Сарацин настороженно осматривался кругом, пытаясь понять, куда он попал.
- Машалла! Не тревожьтесь, сеид Назир,- как можно мягче сказала она,- вы среди друзей.
Раненый попытался привстать, но силы изменили ему, он прикрыл глаза и только прошептал:
- Пить!
Агнесса быстро поднесла к его губам кружку с целебным отваром, приготовленным Ипатием. Больной сделал несколько глотков и бессильно обмяк.
- Ничего, Κύριε έλεος, скоро оживет совсем,- довольно сказал подошедший Ипатий,- а тебе, моя госпожа, отдыхать надо.
- И вправду, миледи, шли бы вы к себе,- поддержала его Гедда,- я тут управлюсь.
Агнесса устало кивнула, но когда она пошла к дверям, Гедда вдруг схватила ее за руку и умоляющим голосом, как человек, решившийся, наконец, высказать давно мучавший его вопрос, проговорила:
- Козочка моя, уж вы сказали бы старой своей Гедде, чего такое затеяли, а?
- О чем ты, няня?- ласково ответила Агнесса, изо всех сил стараясь изобразить непонимание.
- Ох, да я ведь вижу,- встревожено продолжала Гедда, - неспроста все это: чего мы в Ноттингеме сидим? Зачем к мессиру Гуго отправились? Что вы опять задумали? Я и вперед говорила, и теперь скажу – держитесь вы подальше от этих де Рено, дурная у них кровь! Не зря говорят, что дед ихний душу дьяволу продал, и с тех пор всех, кто с ними свяжется, беда ждет. Богом прошу, миледи, вернемся домой!
- Опять ты придумываешь,- Агнесса с улыбкой погладила служанку по плечу. Но старая няня с сомнением покачала головой и промолчала.
Впервые за несколько дней баронесса поднялась в свою опочивальню. Это была самая роскошная комната в доме, на убранство которой хозяйка не поскупилась. Вся мебель – стол, несколько кресел, лавки, кровать и даже стрельчатые арки, поддерживающие потолок, была щедро украшена затейливой резьбой. Стены были увешаны шпалерами, коврами и драпировками из дорогих восточных тканей, на креслах лежали подушки, стол покрывала длинная камчатая скатерть. У стен громоздились сундуки, от огромных, почти неподъемных, до небольших ларцов. На отдельной полке стояло еще одно богатство баронессы - несколько книг в тяжелых кожаных переплетах. В камине гудело пламя, самое время прилечь и спокойно отдохнуть, но лицо Агнессы выражало тревогу и боль.
Она и сама не могла понять, что так ее гнетет. Неужели слова старой няни? Ну уж нет, Робер получит по заслугам, ничто и никто не помещает ей в этом - она и так слишком долго ждала! Но почему же так тяжело на душе именно сейчас, когда она так близка к своей цели? «Он больше миледи высматривал…» - прозвучал в ее ушах голос слуги, и Агнесса поняла, что так ее мучит. Гисборн! Не сможет она поступить с ним так, как когда-то поступили с ней самой, не сможет поманить сладкой надеждой, а потом бросить, точно ненужную ветошь. А ведь она всего лишь хотела подобраться к де Рено поближе.
- Не распускай нюни, Агнесс,- строго приказала она себе,- нечего его жалеть!
- Но твои счеты с Робером его не касаются, - тут же возразил какой-то другой внутренний голос, - незачем было его втягивать.
- А если я ошибаюсь?- подумала Агнесса,- с чего я вдруг решила, что что-то для него значу?
Но тут же вспомнила его страстные, сбивчивые слова: «Позвольте мне быть Вашим верным … вечным…», его взгляд - нет, сомнений не было.
Агнесса подошла к стене, на которой висело распятие и преклонила колени:
-In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.****
Она перекрестилась, но тяжесть на душе не отступала.
-Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum…*****
Привычные слова молитвы не приносили успокоения: «И что же теперь с ним делать? Ни знатности, ни богатства, одна только смазливая личина, - вспомнила она слова Гедды, - вот повеселились бы при дворе, если бы узнали, что гордячка де Вильнев связалась с безвестным рыцарем на жаловании у Ноттингемского шерифа!»
-Panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra…*****
«А какое мне дело до того, что и кто скажет, если я его лю…»
Нет! Агнесса похолодела и испуганно замолчала. Нет, нет!! Она ведь поклялась, что больше никогда не допустит любовь в свое сердце, поклялась в ту страшную ночь, когда ее жизнь висела на волоске.
…et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo,- вновь горячо зашептала Агнесса, - аmen.*****
Все эти годы она твердо исполняла свою клятву – была верной и преданной женой, но видит Бог, разве любила она мужа по-настоящему? А после его смерти разве не тщетно добивались ее благосклонности сеньоры куда знатнее, и богаче, и красивее, чем этот горячий мальчишка? Так почему теперь при одном его взгляде она чувствует, что летит в какую-то бездонную пропасть? Чем он ее околдовал?
- Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix: nostras deprecationes ne despicias in necessitatibu- в отчаянии взмолилась Агнесса, - sed a periculis cunctis libera nos semper, Virgo gloriosa et benedicta,- лихорадочно шептала она, - Domina nostra, mediatrix nostra, advocata nostra; tuo Filio nos reconsilia, tuo Filio nos commenda…******
И, не закончив молитвы, уронила голову на скрещенные руки. Если бы она могла заплакать!
Спустя десять дней, едва только раннее солнце показалось над кромкой леса, из ворот дома де Вильнев выехали четыре всадника. Возможно, утренний туман был причиной того, что все четверо были с головы до ног укутаны в широкие плащи с капюшонами. Быстро миновав спящие ноттингемские улочки, четверка углубилась в Шервудский лес.
Под сенью деревьев всадники скинули, наконец, душные капюшоны, и теперь их можно было узнать: впереди ехал Сликер, за ним, все еще нетвердо держась в седле, следовал Назир, а замыкали маленький отряд сама баронесса и Бюсси, чье нахмуренное лицо было чернее тучи. Госпожа поступает неосмотрительно, доверяя шервудским бандитам, одному богу известно, куда их заведет этот негодяй Сэм! Зря она не дала ему повесить этого пройдоху, а теперь еще и решила оставить его в услужении, видите ли, он может еще пригодиться! Бюсси поморщился, словно от зубной боли. Ничего, он теперь и глаз не спустит с этого молодца, а все-таки лучше бы ему болтаться в петле. И вовсе незачем было сопровождать этого чумазого сарацина в Шервуд, но миледи была непреклонна – она должна убедиться, что с ним по пути ничего не случится.
Лесная дорога пошла под уклон, спускаясь в сырую ложбину, и Назир что-то шепнул Сэму. Тот остановил коня и резко свистнул раз, потом другой. В ответ раздался похожий свист, и на дороге показался сначала Робин Гуд, а затем и вся его шайка. Великан первым кинулся к Назиру, облапил его своими ручищами, рыча на весь лес: «Наз, дружище!!» Остальные обступили коня, сарацина тут же стащили с седла, и Агнесса не на шутку испугалась, что беднягу затискают до смерти. Но улыбающийся Назир высвободился из дружеских объятий, подошел с баронессе и склонился в глубоком поклоне:
- Сейида Агнесс, отныне и до смерти - ваш верный слуга…
- Да пошлет вам всевышний долгую жизнь и избавит впредь от бед, сеид Назир, - с улыбкой ответила Агнесса.
- Иншалла, - еще ниже поклонился Назир.
Робин Гуд, с интересом наблюдавший со стороны этот цветистый обмен любезностями, тоже подошел к коню баронессы.
- Вы спасли нашего друга, миледи, я знаю, как сильно вы рисковали, - разбойник покосился на хмурого Бюсси, - и если мы чем-то можем вас отблагодарить…
- Когда-то я дала обет не оказывать в помощи тем, кому могу помочь, - ответила Агнесса,- мне ничего от тебя не нужно.
- Тогда знайте, что в Шервуде вы отныне желанный гость и всегда можете проезжать по лесу без опаски,- Робин отвесил изящный поклон, и Агнесса вновь подумала, что он ничуть не похож на простолюдина.
- А если моими спутниками будут шериф или Гисборн?- с усмешкой спросила она.
Робин оглянулся на своих друзей, стоявших поодаль, точно спрашивая их мнения, и, усмехнувшись в ответ, ответил:
- И в этом случае тоже. Только выбирайте спутников поосмотрительнее.
- Я подумаю. Прощай, разбойник,- и Агнесса развернула коня.
О том, что служанка баронессы поправилась, и слуги вновь разгуливают по городу, Гисборну доложили к обеду. Он едва сдержался, чтобы тут же не отправиться с визитом, но вовремя спохватился. Терпение никогда не было его добродетелью, но в этом случае он подождет до завтра. В течение дня Гай несколько раз находил повод проехать мимо ее дома, и убедился, что челядь свободно снует в воротах туда-сюда. Правда, хозяйку он так и не увидел, но ничего, он подождет до завтра!
-Сэр Гай Гисборн!- и Гай, с бьющимся точно в лихорадке сердцем, вошел в зал ее дома. Агнесса уже шла ему навстречу. На баронессе было платье из тяжелого синего шелка, пожалуй, слишком роскошное для простого домашнего ужина, но тут Гисборн увидел, что за столом, кроме верного Бюсси, сидели другие гости. Трое мужчин в белых сюрко с алыми крестами. Тамплиеры. «Видимо те самые, что вчера прибыли в «Путь в Иерусалим»,- подумал он,- чтоб черти припекли их вместе со всем орденом и великим магистром в придачу, быстро же они нашли себе другой приют!» Агнесса улыбнулась ему учтивой, но холодной улыбкой, пригласила за стол и представила своих гостей:
- Шевалье Жан де Блуа-Сансер!- Гаю чуть поклонился рыцарь лет тридцати. Все в его облике - горделивая манера держаться, тонкая ткань платья, холеная бородка, тщательно расчесанные каштановые кудри и висящий на поясе дорогой дамасский кинжал, говорили о знатности и богатстве. Правильные черты лица чуть портил немного скошенный подбородок, но в остальном его можно было назвать весьма видным мужчиной.
- Мессир Гийом Брентиньяр!
Крепкий угрюмый малый кивнул, не переставая жевать.
- Мессир Фиц фон Вилларс!
Этот был уже в годах, с проседью в рыжеватых волосах, круглолицый, полнокровный, даже тучный, и Гай тут же окрестил его про себя «боровом». Ужин был в разгаре, слуги меняли яства, не скупясь подливали вино. Гисборна усадили между Брентиньяром и фон Вилларсом. Несмотря на кажущуюся угрюмость, Брентиньяр оказался свойским парнем - они с Гаем быстро нашли общий язык. Гисборн потолковал с ним и понял, что мессир Брентиньяр - бывший наемник, по каким-то своим причинам променявший вольную жизнь на плащ тамплиера. Он глушил вино в количествах, делавших честь любому рыцарю храма, и, в конце концов, провозгласил излюбленный тост солдат удачи:
- За смерть, войну и за их брата – проклятого наемного солдата!
- Потише, брат Гийом,- тут же испуганно остановил его «боров»,- брат Жан не любит подобных выходок!
- Да не боись, брат мой,- беспечно ответил Брентиньяр уже заплетающимся языком, и хлопнул фон Вилларса по плечу, от чего тот чуть не слетел с лавки, - нашему неженке Сансеру сейчас не до меня!
Гай взглянул на шевалье де Блуа-Сансер, и его точно окатило холодной водой. Тамплиер сидел так близко от Агнессы, что почти соприкасался с ней головой, и что-то рассказывал о своих родичах герцогах Бургундских, своем кузене Эде Третьем, об Акре, где скончался его отец… «Ах ты, напыщенный индюк!- в бешенстве подумал Гай,- спорю на что угодно, что половину ты врешь с чужих слов, а вторую половину просто выдумал! И сидишь с ней рядом с таким видом, точно тут тебе самое место!» Агнессе же речи рыцаря казались весьма по нраву, как и взгляд его горячих карих глаз, который он не сводил с баронессы.
«А кому же самое место рядом с ней?- вдруг услышал Гисборн беспощадный внутренний голос рассудка, - родне герцогов Бургундских, внуку графа Шампанского и сыну графа де Сансера или тебе, слуге ноттингемского шерифа?»
Агнесса ласково поглядывала на мессира де Блуа сквозь опущенные густые ресницы, а в это время Тибо, менестрель баронессы, запел:
Боярышник листвой в саду поник,
Где дева с другом ловят каждый миг:
Вот-вот рожка раздастся первый клик.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил. . .
Ах, если б ночь господь навеки дал,
И милый мой меня не покидал,
И страж забыл свой утренний сигнал.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил…
Де Блуа точно нечаянно положил свою руку на руку хозяйки, а она сделала вид, что не замечает вольности красивого шевалье. Певец заливался соловьем:
Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил. . .
Как сладко с дуновеньем ветерка,
Струящимся сюда издалека,
Впивать дыханье милого дружка.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
Красавица прелестна и мила
И нежною любовью расцвела.
Но, бедная, она невесела, —
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
Гай с трудом отвел от них взгляд. Брентиньяр уже храпел, навалившись грудью на стол. «Слабоват ты для храмовника, приятель,» - ухмыльнулся, глядя на него, Гисборн и решил: он сейчас вернется в замок и напьется. Напьется так, чтобы ничего не помнить, а завтра ни о чем не думать, кроме как о гудящей головной боли. Может быть, тогда не будет так болеть сердце, в которое точно всадили раскаленный меч.
Люблю на жаворонка взлет
В лучах полуденных глядеть – затянул новую песню Тибо,
Все ввысь и ввысь - и вдруг падет,
Не в силах свой восторг стерпеть.
Ах, как завидую ему,
Когда гляжу под облака!
Как тесно сердцу моему,
Как эта грудь ему узка!
Любовь меня к себе зовет,
Но за мечтами не поспеть.
Я не познал любви щедрот,
Познать и не придется впредь…
Гисборн взглянул на Агнессу – она вышла из-за стола и что-то приказывала стоящей перед ней пожилой служанке. Та с сомнением качала головой, но госпожа сердито сдвинула брови, и прислужница хмуро кивнула. Пора было прощаться, но Гай не мог заставить себя уйти. Господь, пастырь мой, как он мог жить раньше, не видя этого нежного лица! Наконец, он встал и подошел к баронессе. Вежливые слова, холодный взгляд. «Я для нее пустое место,» - с горечью подумал он.
…надежда больше не блеснет,-
Да, впрочем, и о чем жалеть!
Ведь Донна холодна, как лед.-
Не может сердце мне согреть…
«А на что ты надеялся?» - ехидно встрял тот же беспощадный голос.
Зачем узнал ее? К чему?
Одно скажу наверняка:
Теперь легко и смерть приму,
Коль так судьба моя тяжка!
Для Донны, знаю, все не в счет,
Сколь к ней любовью ни гореть.
Что ж, значит, время настает
В груди мне чувства запереть!
Холодность Донны перейму -
Лишь поклонюсь я ей слегка.
Пожитки уложу в суму -
И в путь! Дорога далека.*******
«Все ясно,- твердил себе Гисборн, выходя из зала,- по крайней мере, все теперь ясно!» Отчаяние тяжелой черной волной затопило душу. Неужели он проклят, неужели обречен всегда быть отвергнут теми, кого готов полюбить?
Вдруг кто-то цепко схватил его за рукав. Перед Гаем стояла та самая пожилая служанка.
- Чего тебе, женщина?- раздраженно спросил он.
- Не торопись, ваша милость, послушай,- быстро оглянувшись по сторонам, пробормотала старуха,- ты, как стемнеет, возвращайся. Только не к воротам, ты к западной стене подойди, тебя там ждать будут…
- Кто?!
- Придешь-узнаешь!- и старая ведьма исчезла в темноте.
- Сэр Гай Гисборн! - услышала Агнесса. Сердце сорвалось и забилось, точно пойманная в силок птица, но внешне ей вполне удалось себя сдержать – она продолжала улыбаться сидящему рядом шевалье де Сансеру, который, как снег на голову, свалился на нее этим вечером. Что скрывать, она ждала Гисборна - не зря же вчера он весь день сновал мимо ее дома. Но вместо того ей доложили о прибытии трех рыцарей-храмовников. Одного из них, Жана де Блуа-Сансер, второго сына графа де Сансера, Агнесса знала еще в Пуатье несколько лет назад. И вот, пожалуйте, этот красавец, щеголь и ценитель женских прелестей теперь стал тамплиером! «Если он не изменился (а с чего бы ему меняться?) то частенько же придется шевалье Жану каяться в нарушении своих обетов», - подумала она.
Из сопровождавших его двоих братьев один явно был телохранителем – громила с пудовыми кулаками и туповатым квадратным лицом, а второго скорее можно было представить себе за прилавком в лавке менялы, чем в тамплиерской прецептории. Доблестные рыцари следовали в Лидс, и о цели их путешествия де Сансер говорил намеками, таинственно понизив голос. Впрочем, он всегда любил напустить тумана, стараясь придать себе больше веса. Но то, что шевалье Жан привез ей долгожданное письмо от этого старого лиса Луччиано ( а мессере Никколо кому попало свои бумаги не доверял) говорило о многом. «Храмовники ищут связи с ломбардцами, - решила Агнесса, - ордену нужны деньги. Не зря опять пошли слухи о новом крестовом походе!»
За ужином баронесса с удовольствием слушала болтовню де Сансера об общих знакомых, жадно расспрашивала о новостях – она так давно не получала никаких известий с континента, но все её оживление вмиг прошло, стоило только услышать:
-Сэр Гай Гисборн!
И Агнесса решила: сегодня она даст ему понять, что между ними ничего нет и быть не может, и появление красавца тамплиера пришлось весьма кстати. «Это для его же пользы, - отчаянно пронеслось у нее в голове,- лучше Гисборну не вязаться в мои дела!» Усадив нового гостя за стол, она изо всех сил начала кокетничать с мессиром Жаном, а он, почувствовав одобрение хозяйки, из кожи лез, стараясь ее очаровать.
Краем глаза Агнесса не переставая следила за Гисборном: вот он дружески хлопнул по плечу этого громилу Брентиньяра, вот они лихо осушили по доброму кубку вина; …о, конечно, мессир Жан, я была так огорчена известием о кончине вашей дражайшей тетушки, ее величества Адель Шампанской, французской королевы..; улыбайся, Агнесс, он смотрит на тебя! Так, еще нежнее, еще один призывный взгляд на этого болвана тамплиера, хоть бы ему провалиться!
Агнесса на миг перехватила взгляд Гая и испугалась - столько в этом взгляде было тоски и боли! Разве этого она добивалась? И чего же добилась – того, что ее собственное сердце точно сжимает ледяная рука? Где все ее благие намерения? «Какое мрачное у него стало лицо… Если он сейчас уйдет, я никогда себе не прощу, - лихорадочно подумала она,- я.. я люблю его!» Жаркая волна захлестнула грудь Агнессы, и она встала из-за стола:
- Простите, мессир Жан, хозяйственные хлопоты…
И, не обращая больше внимания на обескураженного де Сансера, она отошла в строну и крикнула:
- Гедда!
Подошедшая служанка сразу учуяла неладное:
- Чего это вы раскраснелись так, моя козочка? И дрожите вся? Уж не лихорадку ли подхватили? Говорила ведь, нечего вечером у окон сидеть…
- Перестань,- нетерпеливо перебила ее Агнесса,- слушай, когда сэр Гай будет уходить, потихоньку останови его и скажи… скажи, чтобы когда стемнеет, он пришел к западной стене.. поняла?
В её спальне была потайная лестница, выходившая на глухую западную стену дома. Прежний владелец устроил ее на случай возможных непредвиденных обстоятельств.
- Чего это Вы еще придумали! - взвилась было Гедда но, натолкнувшись на стальной взгляд хозяйки, тут же осеклась и только покачала головой.
- Иди! – нетерпящим возражений тоном отпустила она служанку и посмотрела на своих гостей. Гисборн быстро отвел от нее взгляд и хмуро хлебнул вино, Брентиньяра уже сморил пьяный сон, да и осовелый фон Вилларс клевал носом, и только де Сансер был вполне бодр и не сводил с нее жарких черных глаз. «Ничего, красавчик, у меня есть способ от тебя отделаться!» - подумала Агнесса и позвала:
- Ипатий!
И заговорщицки прошептала подошедшему слуге:
- Господину рыцарю завтра предстоит далекий путь, он должен как следует отдохнуть и выспаться. Ты меня понял?
Иппатий кивнул и, прихрамывая, пошел к виночерпию Жозефу, а Агнесса улыбнулась мессиру Жану – от сонного порошка Ипатия ты, мой милый, захрапишь так, что дай Бог тебя к обеду добудиться!
Гисборн подошел прощаться, и Агнессе удалось выдержать холодный учтивый тон, каким знатная баронесса и должна говорить с ничтожным вассалом. Она видела, с каким отчаянным выражением лица он кинулся к выходу, как к нему подошла Гедда… Все, теперь отвернись, Агнесс, не смей смотреть в его сторону! Виночерпий как раз подливает вино шевалье Жану, выпей за здоровье своего гостя, теперь уже поздно что-то менять!
- Я надеюсь, мессир Бюсси, вы проследите, чтобы нашим гостям никто не мешал отдохнуть,- сказала Агнесса, глядя на то, как слуги, пыхтя, вытаскивают из-за стола крепко уснувшего де Сансера. Двое других, чертыхаясь, пытались уложить Брентиньяра, который размахивал во сне руками и бормотал проклятия, и только толстяк фон Вилларс уже мирно храпел под лавкой. Оставив их на попечение Бюсси, Агнесса быстро поднялась к себе в спальню. Гедда вошла следом. Старая няня молчала, но это молчание было красноречивее любых слов.
- Что, опять скажешь - ни знатности, ни богатства? – упрямо посмотрев на служанку, спросила Агнесса.
- Скажу, как же Вы на вашу матушку похожи, на мою бедную госпожу Уолшелину! – вдруг ответила Гедда, - В вашем роду у всех женщин такие неистовые сердца – дочери Фрейи! Если что решили – хоть небо на землю упади, а вы по-своему сделаете. Где ж тут вам втолкуешь… Давайте расшнуроваться помогу. Или пойти свечей принести, темень такая?
- Не надо, иди… - от слов служанки у Агнессы сжалось горло,- уходи!
Гедда покорно вышла. Дочери Фрейи… Когда она была маленькой, Гедда часто рассказывала ей легенду о том, как один из ее далеких предков добился любви Герсими, дочери прекрасной богини Фрейи, оттого-то все женщины их рода и славятся своей красотой. Агнессе это очень льстило, и она не понимала, почему няня грустно вздыхает, когда рассказывает эту сказку. Гедда объяснила ей это, когда она повзрослела – не смотря на красоту, Фрейя так и не обрела счастья, потеряв возлюбленного, которого вечно оплакивала своими золотыми слезами.
Агнесса взглянула в небольшое зеркало – в гладком полированном металле отразилось белое, как мел, лицо, широко открытые перепуганные глаза. «Да что это со мной? Схожу с ума, как девчонка! - подумала она. – А если он не придет?» Она прижала руки к лицу. Щеки горели, точно в огне, а пальцы были ледяными. Нужно бы согреть их у камина, но едва Агнесса поднесла ладони к затухающему огню, как услышала тяжелые шаги на потайной лестнице, и у нее перехватило дыхание. Шаги приблизились к ее опочивальне, замерли, и висящая на стене шпалера резко отлетела в сторону, пропуская входящего в комнату человека.
Темные ноттингемские улицы были пусты, лишь в харчевне на окраине слышался пьяный смех, ругань и женский визг. В сумраке короткой летней ночи был ясно виден свет факела, что горел у задней стены дома баронессы. Старая служанка не обманула - Гисборна действительно ждали. Увидев подъезжающего рыцаря, с земли вскочил задремавший слуга. Низко поклонившись, он, не говоря ни слова, подошел к неприметной двери в толще стены, бесшумно приоткрыл ее и вставил в кольцо горящий факел, который осветил узкую, резко уходящую вверх лестницу. Гай спешился, и слуга ловко подхватил брошенный им повод. Гисборн помедлил одно мгновение и решительно шагнул вперед. Слуга также бесшумно закрыл за ним дверь. Лестница была крутая, но короткая, и Гай быстро увидел выход, который был занавешен то ли ковром, то ли шпалерой. Он остановился и прислушался, но снаружи не доносилось ни звука. «Какого черта!»- раздраженно подумал Гай, резко откинул занавесь и вошел. Он оказался в большой комнате, освещенной лишь затухающим огнем камина. Разбросанные на полу болотные ирисы источали сладкий, чуть приторный аромат, в полутьме была видна пышная кровать под богатым пологом, казалось, что комната была пуста, но тут Гисборн почувствовал на себе чей-то взгляд. Он быстро обернулся и увидел у камина Агнессу. Она протянула к нему руки, и Гай бросился к той, что отныне стала радостью и болью его жизни. И когда его губы слились с ее губами в поцелуе, весь остальной мир для этих двоих перестал существовать.
Несколько дней спустя
- А-а, чтоб тебя,- Скарлет звонко хлопнул себя по шее, прибив очередного комара.
- Тише ты! От тебя шум на весь лес,- шикнул на него Джон.
- Тебе хорошо - у тебя шкура дубленая, не прокусишь,- огрызнулся Уилл,- говорил я тебе, надо было подальше от ручья отойти, тут комарье загрызет!
- Ничего ты мне не говорил!
- Говорил, только ты не слушал. Ты никогда не слушаешь!
Они как обычно беззлобно переругивались, сидя в ветвях огромного дерева на опушке леса и наблюдая за пустынной в этот час дорогой. Солнце медленно клонилось к закату. Вдруг Джон напрягся:
- Кто-то скачет. Несется как ошпаренный!
Скарлет прищурил свои дальнозоркие глаза:
- А-а, это наша приятельница баронесса. Чего это она одна вздумала разъезжать? Хотя постой-ка, ее кто-то догоняет… Херном клянусь, это Гисборн! – глаза Скарлета тут же загорелись лютой злобой,- Ну, уж сегодня-то ты от меня не уйдешь!
Уилл натянул лук, но Джон схватил его за руку.
- Погоди…
- Брось, Джон, это же Гисборн!
- Посмотри!
Баронесса придержала коня, и теперь оба всадника ехали рядом, направляясь к раскидистому старому дубу, росшему совсем недалеко от того места, где притаились разбойники. В тени дерева Гисборн быстро спешился и подхватил под руки Агнессу, помогая ей спуститься. Она что-то весело сказала, Гай рассмеялся и, прижав ее к себе, поцеловал.
- Ты видел!? - спросил Джон.
Уилл только и смог, что ошарашено кивнуть.
- Нет, ты только погляди, - продолжал Джон, глядя на баронессу и Гисборна, - глазам своим не верю - прилипла к нему, точно смола. Чего такая добрая и пригожая леди нашла в этом олухе?
Гисборн, не отпуская объятий, что-то говорил Агнессе, а она не сводила с него глаз. Потом доверчиво прижалась к его плечу головой, и Гай бережно прикрыл ее полой своего плаща.
- Прям голубки! - Скарлет зло сплюнул.
- Ладно, Уилл, пойдем, - отозвался Малютка Джон, - надо Робину рассказать.
- Точно,- Уилл яростно почесал шею, - да и дело-то к ужину!
Бесшумно, точно тени, они соскользнули с дерева и растаяли в зелени Шервудского леса.
*(греч) — молитва Святому духу "Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша"
**(греч) — Господи Иисусе Христе
*** — древнесканд. gedda - "щука"
****(лат) — Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
*****(лат) — Молитва Господня "Отче наш..." Отче наш, сущий на небесах!
да святится имя Твое,да придет Царствие Твое....хлеб наш насущный дай нам на сей день. и прости нам долги наши... и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь
******(лат) — молитва "Под твою защиту" Под Твою защиту прибегаем, Святая Богородица! Не презри молений наших в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда, Дева преславная и благословенная! Владычица наша, Защитница наша, Заступница наша! С Сыном Твоим примири нас. Сыну Твоему поручи нас...
******* — стихи Берна́рта де Вентадо́рна