- А будете слушать, пока я говорю, - упрямо ответила Гедда, - уж не знаю, что Вы там задумали, только не стоит оно того, чтобы честь свою марать.
Хотя её лицо давно избороздили морщины, а волосы превратились из русых в седые, Гедда была еще крепка, как старый вяз, и жилиста, как сыромятная плеть. У нее были твердые представления о том, что хорошо, а что худо, и если ей казалось, что ее любимица ведет себя неподобающе, Агнессе приходилось несладко.
читать дальше
Бурный разговор хозяйки и служанки проходил в опочивальне баронессы. Раздевая свою госпожу перед сном, Гедда невинным тоном поинтересовалась, уж не желает ли миледи завтра вновь отправиться на прогулку? И с кем же? С помощником мессира Робера де Рено?
- Кто тебе сказал? - сразу почувствовала неладное Агнесса, - А-а, конечно, Бюсси - вероломный предатель. Кому какое дело, с кем я …
- Всем дело есть. Оглянуться не успеете, как кругом болтать начнут!
- Пусть болтают. Какая разница, что болтают в Ноттингеме!
- Сегодня в Ноттингеме, а завтра при дворе языком трепать будут. Да вы совсем разума лишились, если не понимаете. Негоже вдове себя так вести, сплетникам только повод дай, потом не отмоетесь!
- Да что тут такого, ты сама меня все уговаривала: «Миледи, развеяться надо, не ровен час захвораете, а теперь «негоже себя так вести»…
Агнесса поднесла руку к глазам, всхлипнула и незаметно покосилась на Гедду – обычно этот прием действовал безотказно, но сегодня провести служанку не удалось.
- Нечего тут носом шмыгать, - грозно откликнулась Гедда, - разъезжайте, сколько хотите, только со своими людьми. Вы не голодранка какая-нибудь, своих слуг довольно, чего чужих просить?
- Милорд Гисборн не просто слуга!
- Чтой-то вы его так защищаете? Святая Агнесса, да дело тут не чисто. Чего еще вы в нем нашли? Ни знатности, ни богатства, одна только смазливая личина!
- Замолчи, старая дура! Это мое дело!
Но Гедду было не смутить.
- Дело, конечно, ваше, только что-то не помню я, чтобы те дела хорошо кончались, когда Вы меня не слушали.
Служанка зловеще замолчала. Агнесса смешалась - ее няня была права, скольких бед можно было бы избежать, прислушайся она в свое время к словам Гедды! Губы баронессы обиженно задрожали, и этого старая служанка вынести уже не смогла - виновато взглянув на госпожу, она примирительно заворчала: «Большой беды не будет, понятно, разок и прокатиться можно», - особо выделив этот «разок».
- Мессир Бюсси тож с Вами будет? - продолжала Гедда.
- Ты же знаешь, он завтра поедет в аббатство, - ответила Агнесса.
- Как же, как же, а то больше некого послать, - опять повысила голос служанка, - только пусть он своих людей с Вами отправит, иначе будете сидеть у меня под замком, так и знайте.
И только после того, как явившийся Бюсси заверил (под испепеляющим взглядом хозяйки), что отправит с Агнессой трех (хорошо, миледи, хватит и двух) солдат, Гедда, наконец, успокоилась. А баронесса, подойдя к нему, тихо прошипела: «Если ваши болваны приблизятся ко мне ближе, чем на пять туазов, пусть пеняют на себя!»
-…И если вы умудритесь отстать от них, больше, чем на десять ярдов, я с вас шкуру живьем спущу! - закончил Бюсси. Двое его подчиненных, Ник и Гиллен, кивнули. Ник был лучшим стрелком, Гиллен хорошим наездником, они неплохо соображали, но беспокойство не оставляло Бюсси. От его ребят будет мало толку, если баронесса опять вздумает нестись как сумасшедшая, им за ней попросту не угнаться. Одна надежда, что она будет морочить голову этому Гисборну, а его люди обеспечат видимость приличий.
***
Дорога шла между пологих холмов, сегодня Гисборн приложил все усилия, чтобы и близко не подходить к Шервуду. Баронесса была задумчива и казалась чем-то огорченной. Все усилия Гая развеселить ее окончились ничем, и, в конце концов, Гисборн озадаченно замолчал.
Кони шли шагом, и гнедому Сарацину явно не нравилось соседство Фьюри - вороного жеребца рыцаря - он то и дело злобно косился на него и нервно всхрапывал. Двое слуг Агнессы следовали за ними, точно тени, молчаливые и неотступные.
- Как здоровье вашей матушки? - неожиданно спросила баронесса.
- Благодарю, прекрасно, - ответил Гай и подумал, что неплохо было бы узнать, как мать поживает на самом деле - он уже давно не получал никаких известий из дома. Да и не особо интересовался тамошними делами еще с тех самых пор, как зеленым юнцом покинул мэнор, отправившись к графу Глостеру. Или даже раньше – наверное, уже с того самого дня, когда Гисборн-старший раскрыл ему правду о его рождении.
Сколько ему было тогда – десять, одиннадцать? В тот день он в недобрую минуту попался на глаза подвыпившему отцу, а он в таких случаях был скор на расправу: придравшись к какой-то ерунде, Эдмунд ухватил сына за ворот, прорычал: «Я научу тебя почтению, щенок!» и на Гая обрушился град ударов. Обычно в таких случаях он старался вырваться, а если не удавалось, то сжимался в клубок, стараясь защитить голову и лицо, а в тот день, нежданно для самого себя, извернулся и изо всей силы впился зубами в держащую его руку. Эдмунд охнул, не столько от боли, сколько от неожиданности, и отпустил его. Но не зря об Эдмунде Гисборне шла слава на всю округу, как о первом силаче, легко разгибающим подковы и гнущим в дугу железные пруты – в следующий миг от удара отеческой длани мальчишка пролетел через всю комнату и со всего маху стукнулся о стену.
В глазах Гая заплясали золотые мушки, и сквозь их мельтешение он увидел неумолимо надвигающуюся на него фигуру отца. «Убьет,» - подумал он и крепко зажмурил глаза. Но тут же открыл их и гордо вскинул раскалывающуюся от боли голову – он встретит смерть лицом к лицу, как и подобает мужчине. Но смерть почему-то медлила. Отец разглядывал его с ироничным интересом, точно увидел впервые.
- Еще огрызаться вздумал, звереныш, - удивленно протянул Эдмунд, и в его светло-карих глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Он отошел к столу, плеснул себе вина и грузно опустился на скамью, не сводя с Гая тяжелого взгляда.
-Думаешь, видно, что я хуже сатаны, а вот мать – лучезарный ангел? - он хмуро усмехнулся, - а ты спроси-ка ее при случае, с кем она нагуляла тебя, пока муж загибался в палестинских песках! Может, тебе скажет, мне-то так и не открылась. А может, и сама уже не помнит, с кем распутничала. Что пялишься? Ты уже не мелкий, должен понимать, что к чему… Думаешь, почему она лоб себе расшибла о плиты всех окрестных монастырей, все кается?
Гай ошарашено смотрел на него, а Эдмунд продолжал, уже не обращая на мальчишку внимания:
- Ведь на святом распятии клялась, что будет хранить честь семьи, покуда муж в походе… Всем этим бабьим клятвам – грош цена. Надо было сразу вышвырнуть ее вместе с приплодом, только что толку? Позора не оберешься, и меня же еще бы на смех подняли! Вот и приходится терпеть около себя чужое семя. Только терпения не всегда хватает… - он перевел взгляд на сына, и на его лице отразилось обычное выражение брезгливого презрения, - пошел вон отсюда, щенок!
Гай стрелой вылетел за дверь и прижался спиной к холодной стене, стремясь унять охватившую его дрожь. Голова гудела, точно колокол, а к горлу подступала гадливая тошнота. Мама, мама, как же ты могла?! Маленьким он часто представлял, как став взрослым, больше никому не позволит ее обидеть, в первую очередь этому злобному упырю, которого злая судьба послала ей в мужья, а ему в отцы. Теперь же получается, что отец (или он ему отчим?) имел полное право так к ней относиться. И даже хуже…
-Гай! Гай, сын мой, где вы? – услышал он встревоженный голос матери. Наверняка кто-то из слуг доложил, что хозяин опять прибил сына, вот она и закудахтала. Он осторожно потрогал разбитую губу, опухший глаз. Обычно он старался не показываться матери в синяках, пока не умоется и не припудрит ссадины пылью – невыносимо было видеть выражение бессильного страдания на ее лице. Но сегодня он не станет наводить красоту. Пусть смотрит. Заслужила.
***
- Наверное, леди Маргарет тяжело пережила смерть сэра Эдмунда? – он вздрогнул, услышав голос баронессы.
- Да, - сердито ответил Гай. Более неподходящей темы для разговора трудно было себе представить, меньше всего он хотел обсуждать мать и отчима.
Агнесса, точно нарочно, продолжала:
- Мой покойный супруг, сэр Арман, высоко ценил вашего батюшку и говорил, что другого такого храбреца не сыскать от Яффы до Антиохии.
Гисборн хмуро промолчал.
«Да, - подумала баронесса, - Арман и Бюсси любили вспоминать о том, как их отряд напал на караван, гнавший рабов на рынок в Алеппо, и как один из освобожденных невольников во время боя уложил троих нехристей чуть ли не голыми руками. Силой сэр Эдмунд был не обижен, поэтому-то сарацины и не стали обменивать его, когда он угодил в плен. Решили, что дешевле оставить его рабом, чем взять выкуп и вновь встретиться с этим франком на поле битвы!»
- Как давно скончался ваш муж? – вдруг спросил Гисборн.
- Пять лет назад.
- Вы любили его, миледи?
Баронесса бросила на Гая взгляд, в котором удивление боролось с возмущением его дерзостью. Да как он смеет?!
Она натянула повод, остановив коня, и вдруг резко дала шенкеля. Сарацин рванулся вперед, и не успел Гай опомниться, как увидел только его «петушиный» хвост. Награждая себя прозвищами, из которых «кто тебя за язык тянул, дубина» было самым лестным, он кинулся за Агнессой и увидел, что всадница неожиданно свернула с дороги и во весь опор мчится по ячменному полю. Гай понял, что произошло, и у него похолодело в груди - лошадь легла на повод. «Господи, дай ей сил удержаться в седле! Фьюри, давай же, дьявол!»,- лихорадочно поминал он Бога и черта, бросив своего коня в галоп. Но Сарацин почувствовал погоню и помчался во весь дух, не разбирая дороги.
Гай в бешенстве пришпорил коня, и Фьюри полетел стрелой. Тугой воздух бил в лицо, точно натянутая ткань, все вокруг слилось в какие-то разноцветные полосы, и только фигура Агнессы мелькала впереди белым пятном. Ну же, приятель, не подведи! Вороной конь почти настиг гнедого, Гисборн видел, что всадница держится в седле из последних сил, но главное, она вынула ноги из стремян. Вот умница!
Еще один рывок, и Гай сумел поравняться с ней, наклонился и на всем скаку схватил женщину за талию. Испуганный Сарацин шарахнулся в сторону, но Гай, отпустив на мгновение повод, сумел удержать баронессу и в следующий миг уже крепко прижимал ее к себе.
Почувствовав двойную ношу, Фьюри стал замедлять ход, Гисборн остановил тяжело дышавшего коня и неуклюже спрыгнул на землю. Агнесса была без сознания – в бледном лице не было ни кровинки, и, кажется, она даже не дышала. Опустившись на колени среди наливавшихся стеблей ячменя, Гай положил тело баронессы на теплую землю и растерянно склонился над ней. «Святая Дева, неужели она умерла?» - в ужасе подумал он и с облегчением увидел, как розовеют ее бледные губы. Вот дрогнули ресницы, Агнесса открыла глаза, и Гисборну показалось, что его сердце пронзили два холодных голубых меча.
- Что со мной?- слабо прошептала она.
- Ваш конь понес, миледи,- ответил Гисборн.
Все еще недоуменно оглядываясь вокруг, Агнесса приподнялась, потом попыталась встать, но покачнулась и упала бы, если б не заботливо подставленная Гаем рука, на которую она оперлась. Встав на ноги, Агнесса вновь огляделась, стряхнула с платья приставшие соринки и, казалось, окончательно пришла в себя.
- Но как я очутилась здесь?- ее глаза вновь пронзили рыцаря голубым огнем.
- Конь понес, и я.. Его остановить не смогли..- забормотал Гисборн, чувствуя себя последним дураком, но баронесса вдруг перебила его:
- Вы спасли мне жизнь, Гай! И заслужили мою вечную признательность и благодарность!
Она не прибавила «сэр» или «милорд», и сердце Гисборна, на мгновение замерев, вновь застучало, точно бешеное.
- О нет, миледи, - прошептал он, сам не понимая, что делает и говорит - не стоит...
Упав перед ней на одно колено и склонив голову, он сбивчиво продолжал:
- Позвольте мне быть Вашим верным … вечным… Позвольте служить только Вам…
Агнесса протянула руку, и Гай припал к ее руке губами, чувствуя, как земля уходит из под ног и все вокруг кружится в каком-то сумасшедшем вихре. Это не может быть правдой, слишком хорошо, чтобы было на самом деле! Но он держит в своих руках эту белоснежную руку, касается губами нежной кожи...
За его спиной раздался стук копыт и лошадиное ржание. Боже правый, только не сейчас! Вскочив на ноги, Гисборн увидел подъезжающих слуг баронессы. Один из них вел на поводу возмущенно фыркающего Сарацина. Увидев хозяйку, перепуганные солдаты заговорили разом:
- Господи помилуй, миледи, а мы уж думали, эта скотина вас насмерть зашибла…
- Смотрим, он с пустым седлом... И как только Вы целы-то остались…
- Молчать, болваны! - привычно заорал Гисборн, - хорошо же вы служите своей хозяйке! Выдрать бы вас как следует, грязные свиньи! – но, почувствовав легкое прикосновение к своей руке, смешался и замолчал. Агнесса подошла к понурившимся слугам и развязала кожаный кошель, висящий на поясе. Достав две монеты, она протянула их опешившим солдатам со словами:
- Если милорд Бюсси спросит, вы скажете, что все было хорошо, ничего не произошло, верно?
- А то как же, ничего такого! - забормотали враз повеселевшие стражи, и их грубоватые лица расцвели улыбками. Душа-человек у них хозяйка, ничего не скажешь. Да они за нее в огонь и в воду!
Баронесса подошла к Сарацину. Конь виновато ткнулся мордой ей в плечо, и она ласково потрепала его по шее.
- Вы же не сядете на него опять, миледи?- испуганно спросил Гисборн.
- Но он ни в чем не виноват, правда? - рука Агнессы продолжала ласкать довольно пофыркивающего коня, - он теперь будет умницей!
И она легко вскочила в седло.
На следующей день Гисборн узнал, что баронесса де Вильнев отбыла в аббатство к Хьюго де Рено. Слуги говорили, что госпожа вернется дня через три-четыре, и все эти дни Гай провел в каком-то восторженном мороке. «Опомнись, Гисборн,- иногда начинал твердить он себе,- Эта женщина не для тебя - она богата, знатна, красива. Опомнись!» Но стоило ему лишь вспомнить ее взгляд и слова, как все доводы рассудка летели в тар-тарары. Скорее бы она вернулась, скорее бы увидеться с ней вновь, и он найдет способ сказать ей то, что так и не смог сказать тогда… Скорее бы она вернулась в Ноттингем!
***
Скрип… скрип… скри-и-ип… «Ну и задам же я этим бездельникам, когда вернусь! Совсем распустились, даже не могут толком колеса смазать. Святая Агнесса, зачем вообще нужно было тащить с собой повозку, если я всю дорогу еду верхом!» Размеренный скрип колес почему-то ужасно раздражал баронессу. А остальные члены маленького отряда, возвращавшегося из аббатства в Ноттингем, казалось, не обращали на него никакого внимания. Старая Гедда прикорнула в засланной коврами повозке, Сэм по прозвищу Сликер правил лошадьми, Ник и Гиллен, неразлучные приятели, замыкали шествие.
Агнесса и Бюсси ехали впереди. Несмотря на все его протесты, Агнесса выбрала дорогу через Шервудский лес. «Послушайся я Бюсси и отправься в объезд, когда бы еще мы добрались до Ноттингема. Без того вернемся в город только к вечеру!» Она и так задержалась на два дня дольше, чем рассчитывала. Аббат Хьюго принял ее весьма радушно, но за этой показной радушностью проскальзывало плохо скрытое беспокойство. «А Гуго ничуть не изменился. И, надо отдать ему должное, порядок в его обители царит образцовый. Правда, под предлогом поддержания этого порядка, он искусно умудрялся избегать меня. Интересно, что там Робер успел ему наплести? Может быть, в следующий раз милорд аббат будет полюбезнее, не зря же, прощаясь, он напросился в гости? Святая Дева, как медленно мы едем!» Собственно, торопиться было ни к чему, но ей смертельно надоело тащиться шагом. Да еще эта скрипучая колымага! Ну вот опять: скри-и-ип! Что за наказание! И почему мы остановились?
Причина остановки была проста - трое мужчин с натянутыми тетивами больших луков перекрывали лесную дорогу. «Господь Всемогущий!- с изумлением подумала Агнесса,- неужели шервудские разбойники?». Она прислушалась к себе - нет, страха не было, было возбуждение от внезапной опасности и жгучий интерес - какие же они, эти лесные молодцы, о которых столько болтают, ведь со дня ее приезда в Ноттингем она только о них и слышала.
Один из стоящих на дороге бандитов был настоящим великаном – ростом больше шести футов, с всклоченными густыми волосами и курчавой бородой, а накинутая на плечи овечья шкура только усиливала его дикий вид. Второй был пониже, крепкий и широкоплечий, с недобрым взглядом прищуренных карих глаз. И, наконец, третий - без сомнения, главарь – стройный и темноволосый, совсем молодой. «Это и есть Робин Гуд? - удивленно подумала Агнесса, - а ведь не врут, он и правда куда как хорош собой. И на простолюдина ни капли не похож!»
Пока она размышляла, ее солдаты встали рядом со своим командиром, а разбойники продолжали держать их на прицеле. Из повозки выглядывала встревоженная Гедда.
- Что вам нужно, добрые люди?- крикнула Агнесса.
Назвать эту троицу « добрыми людьми» мог бы только слепой.
- Нам нужно поговорить с баронессой Вильнев! - ответил темноволосый.
- Я слушаю тебя, разбойник! – Агнесса отбросила всякую дипломатию. В кошеле на ее поясе достаточно серебра, чтобы откупиться за проезд по Шервуду.
Но разбойник неожиданно опустил лук.
- Нужна ваша помощь. Наш друг тяжело ранен.
Агнесса переглянулась с Бюсси.
- Где же ваш раненый?
В ответ Робин Гуд (если это был он) показал рукой на придорожные заросли. Не раздумывая, баронесса спрыгнула на землю и направилась к разбойничьему главарю. Бюсси бросился за ней. Двое остальных шервудских молодцов угрожающе натянули было луки, но тут же опустили их, послушные знаку своего молодого предводителя. Пройдя несколько шагов, Робин Гуд хмуро кивнул в сторону. Там на грубых носилках, сделанных из жердей и веток, лежал укрытый рогожей человек. Рядом с ним стояла на коленях молодая девушка, в стороне затаились еще двое, но Агнессе некогда было смотреть по сторонам.
Человек на носилках был без сознания. Его смуглая от природы кожа сейчас казалась грязно-серой, курчавые черные волосы слиплись от пота. Он что-то бормотал в бреду, скрежеща зубами. Агнесса откинула рогожу и увидела, что его мускулистый торс перебинтован льняным полотенцем. С левой стороны между ребрами на бинте проступало черное пятно запекшейся крови. Она опустилась на колени рядом с раненым, пощупала лоб, взялась за его запястье и ее брови недовольно нахмурились.
- Когда это случилось?- спросила баронесса.
- Ночью,- тихо ответила девушка.
- Стрела? Или меч?
- Нож,- ответил Робин Гуд.
Агнесса выпрямилась.
- Несите его в повозку, - властно скомандовала она, но никто из разбойников даже не пошевелился. Они настороженно смотрели на своего вожака.
- Его нужно отвезти в Ноттингем, - Агнесса повернулась к Робин Гуду, - в лесу я ничем не смогу помочь.
- Нельзя везти его туда, Робин, - тут же откликнулся великан, - ему там одна дорога - на виселицу. Уж Гисборн об этом позаботится!
Гисборн! Сердце баронессы предательски ёкнуло.
- Никто ни о чем не узнает, - сказала она,- да шевелитесь вы, нельзя терять время!
Робин принял решение - он кивнул своим людям, и два разбойника подняли носилки и осторожно понесли их повозке.
- Миледи,- раздался за спиной голос Бюсси,- миледи, вы слишком рискуете. За их головы объявлена награда, и если кто-нибудь узнает...
- Я не могу оставить человека умирать! - отрезала Агнесса,- Гедда, - крикнула она служанке, - устрой его поудобнее!
Старая Гедда захлопотала над раненым, что-то бормоча себе под нос, а Агнесса, забыв о разбойниках, уже давала приказания Бюсси:
- Надо отправить человека к Ипатию в Ноттингем, чтобы к нашему приезду все было готово. Кого можно послать?
Бюсси махнул рукой: «Гиллен, ко мне!» Один из солдат подъехал к хозяйке. Она задумалась на мгновение и четко заговорила:
- Ты отправишься сейчас в Ноттингем и скажешь всем, что по дороге сильно захворала Гедда. Болезнь опасная и очень заразная, поэтому челядь не должна и близко подходить, когда мы вернемся! Пусть даже во дворе никого не будет. Встретишь нас сам. Ипатию скажешь, чтобы он приготовил все, что нужно, и только ему одному, чтобы другие не слышали, ты скажешь – «ножевая рана». Он все поймет. Больше никому ни слова. Ты понял?
Слуга кивнул и готов был уже рвануть вперед, как один из разбойников, тот широкоплечий кареглазый головорез, придержал его коня за повод.
- Погоди, приятель, тут есть другая дорога. Вдвое путь можно сократить.
И он принялся объяснять, как проехать по старой лесной дороге. Гиллен кивнул и взял с места рысью.
- А вам, дамочка, наш парень дорогу покажет. Эй, Мач!- позвал разбойник, и к повозке подбежал подросток с наивным детским выражением лица.
- Покажешь леди, как проехать,- велел ему кареглазый.
- Уилл,- жалобно спросил мальчик,- а Назир поправится?
«Назир?» – удивилась Агнесса. Она заглянула в повозку, где Гедда уже устроила раненого, и, вскочив в седло, велела мальчишке: «Показывай дорогу!» Но прежде, чем тронуться, баронесса обернулась к Робин Гуду. Он стоял, опираясь на лук, и Агнесса заметила быстрый взгляд, которым он обменялся с Сэмом. Девушка подошла к красавцу-разбойнику и уткнулась заплаканным лицом в его плечо. Поодаль остановился великан, а рядом с ним топтался какой-то толстяк в монашеской рясе.
- Если довезем его живым до Ноттингема, то, с божьей помощью, постараемся вытащить с того света, - сказала им Агнесса. Повозка тронулась.
- У него девушка в Уикеме есть, к ней он и пошел,- простодушно рассказывал Мач, шагая рядом со стременем Агнессы,- только ейный жених бывший его подкараулил. Тот парень не один был, с одним Назир запросто бы справился, их трое было. Наш Назир их всех, конечно, уложил, только и его задели.
- Откуда ты знаешь?- спросила Агнесса.
- Так он сам рассказал, он ведь сумел до нас добраться, а потом ему совсем поплохело. Марион и Тук его лечили, только ему все хуже становилось.
- Тук - это тот монах, который был с тобой?
Мальчик кивнул и продолжал:
- Про вас говорят, что Вы любого вылечить можете, вот Робин и сказал: «Попросим у нее помощи».
- А как вы узнали, что я сегодня возвращаюсь из аббатства?- ласково спросила Агнесса.
Мач испуганно захлопал глазами, точно сболтнул лишнее, и замолчал.
«Неудивительно, что шериф никак не может разделаться с этой шайкой,- подумала Агнесса,- у них везде свои глаза и уши». Она наклонилась в седле и заглянула в повозку. Гедда осторожно протирала лицо раненого.
- Как он? - тихо спросила баронесса. В ответ служанка только покачала головой.
- Вы ему поможете, миледи?- спросил Мач. Агнесса улыбнулась, чтобы успокоить паренька.
- Я постараюсь. Долго нам еще ехать?
- Уже почти добрались, - торопливо ответил он,- тут и пол мили до Ноттингема не будет! Только я дальше с вами не могу… Вы ему поможете, правда?
- Конечно, помогу, не бойся.
На детском лице Мача отразилась наивная радость. Он долго смотрел вслед повозке, пока все не скрылись за деревьями.